Ресентимент как квазимораль русского мира.

Ресентимент -  чувство враждебности к тому, кого субъект считает причиной своих неудач («врагом»), бессильная зависть, «тягостное сознание тщетности попыток повысить свой статус в жизни или в обществе». 

Чувство слабости или неполноценности, а также зависти по отношению к «врагу» приводит к формированию системы ценностей, которая отрицает систему ценностей «врага».  Среди определений «ресентимента» можно встретить следующие: «тягостное сознание тщетности попыток повысить свой статус в жизни или в обществе»; «неприятное чувство, враждебность по отношению к кому-либо»; «самоотравление, вызванное чувством бессилия и безнадежности, проявляющееся в зависти или злопамятстве». Это чувство возникает, например, в тех ситуациях, когда человека вынуждают сделать или принять то, что ему не нравится, но на что он не способен повлиять, — собственно, с этим и связаны озлобленность и злопамятство.

Субъект создаёт образ «врага», чтобы избавиться от чувства вины за собственные неудачи. Так русский мир создает образ врагов, чтобы скрыть свою импотенцию и неудачи. История российского ресентимента (статья-обзор).

Литература русского мира как источник ресентимента. 

Среди ярких выразителей ресентимента в русской литературе — герой «Записок из подполья», Раскольников и Смердяков у Достоевского; Шариков из «Собачьего сердца»

Макс Шелер в 1913 году писал о русской литературе:

Ни одна литература так не переполнена ресентиментом, как молодая русская литература. Книги Достоевского, Гоголя, Толстого просто кишат героями, заряженными ресентиментом. Такое положение вещей — следствие многовекового угнетения народа самодержавием и невозможности из-за отсутствия парламента и свободы печати дать выход чувствам, возникающим под давлением авторитета

Для ресентиментного субъекта характерно стремление  прибегать к «ценностной девальвации другого человека», чтобы таким образом иллюзорно снять напряжение.  Ресентиментный субъект поэтому часто прибегает к критике, но «критикует   не для того, чтобы устранить зло, а лишь использует зло как предлог, чтобы высказаться.

Следующим, «вторым», отправным началом формирования ресентимента по М. Шелеру предстаёт «зависть, ревность и стремление к конкуренции».  М. Шелер даёт тонкий анализ зависти, особо выделяя «экзистенциальную зависть» как фактор ресентимента.  «Экзистенциальная зависть» - это зависть к человеку такому, как он есть. 

Во всех случаях происхождения ресентимента на основе зависти и других элементов его «второго начала» присутствует установка «на ценностное сравнение самого себя с другими».  М. Шелер совершенно правильно выделяет два разных способа сравнения ценностей.  В одном случае, ценности сравниваются  с чем-то объективным, не зависимым от субъекта.  В другом случае, ценности сравниваются между собой.  В первом случае мы встречаемся с благородством, а во втором – с подлостью.   «Благородному человеку, - пишет М. Шелер, - ценности даны в переживании до сравнения; подлый переживает их впервые лишь в сравнении и через его посредство». 

Для благородного человека характерно уважительное отношение ко всему положительно ценному, обнаруживаемому в универсуме.  И чем больше позитивного он отмечает в объекте, тем больше объект становится для него «достойным любви».  У благородного человека есть чувство собственного достоинства, которое не производно от других чувств, а скорее составляет «саму его сущность и бытие».  Поэтому благородный спокойно принимает то, что кто-то «превосходит» его в чём-то.  У «подлого человека», напротив, всё ценное познаётся через сравнительный анализ с самим собой, а самого себя с другими.  Поэтому он воспринимает многое как «более высокое» или «более низкое» по сравнению с собственной ценностью.  Данная установка порождает два типа людей: карьеристов, опирающихся на силу, и ресентиментный тип, сопряжённый со слабостью.

В отличии от карьеристов, которые демонстрируют активность действительно, чтобы значить больше других, люди, поражённые ресентиментом, стараются «достичь» большей собственной ценности за счёт иллюзорного «принижения» ценных качеств объекта сравнения или с помощью выработки особой «слепоты» по отношению к ним».  А может подобное иллюзорное «самовозвеличивание» достигаться и за счёт искажённого восприятия самих ценностей.  

М. Шелер выделяет социальные условия, ситуации, которые в наибольшей степени способны породить ресентимент.  Это, в частности, положение женщины в обществе, отношения между поколениями, семейно-брачные отношения, некоторые типы человеческой деятельности, как, например, религиозная деятельность, совершаемая священником.  Уже в ранний период М. Шелер отличал «homo religious» как «положительный тип» от священника.

По М. Шелеру существует две важнейшие разновидности ресентиментного типа человека – «отступник» и «романтик».  «Отступник» - это не тот, кто радикально изменил свои взгляды ради чего-то нового, а тот, кто живёт «лишь борьбой против старого, и ради отрицания старого».  М. Шелер  видит проявление ресентимента и в том типе философствования, которое в основу взяло лишь критику идей, которое старается через критику выявить «несомненное» и «бесспорное», а не «данное», «очевидное само по себе».  Даже диалектика поражена ресентиментом.  «Романтический тип» ресентимента также не стремится к утверждению ценностей даже своей мечты, а стремится «убежать из собственной эпохи». 

И всюду одна и та же сцена: утвердить нечто не ради него самого, а чтобы девальвировать нечто иное. « “А” разыгрывают против “В”».  И основой для формирования ресентимента выступает ситуация, когда импульсы (аффекты) мести, ненависти, зависти не получают должной разрядки и вследствие бессилия средств выражения принимают «форму ресентимента».    Такое, по мнению М. Шелера, и наблюдалось в дореволюционной России.

Отношения между ресентиментом и нравственностью неоднозначны.  Подлинная нравственность не может строиться на ресентименте, на нём основываются лишь ложные, «вырастающие из ценностных заблуждений» оценки и соответствующие им поступки, а также формы жизнедеятельности.  При ресентименте, подчёркивает М. Шелер, уже «девальвируются», «обесцениваются» не обладатели позитивных ценностей, а сами ценности.  И здесь наряду с сознательной ложью может быть и бессознательная, «органическая лживость», если можно так сказать.  Он высказывает красивый афоризм: «Тому, кто лжив, незачем лгать».

Статья про ресентимент.


В стране победившего ресентимента
Михаил Ямпольский об утрате реальности
https://www.colta.ru/articles/specials/4887-v-strane-pobedivshego-resentimenta

Ресентимент

Одна из поражающих воображение метаморфоз российского общества связана с вулканическим ростом агрессивности одновременно с отказом от признания реальности, погребенной в одночасье под идеологическими фикциями. Объяснить это явление непросто. Его часто списывают на беспрецедентную обработку масс телевизионной пропагандой. Официальная пропаганда многое объясняет, но далеко не все. Не всякое общество может быть распропагандировано в такие короткие сроки и до таких эксцессов. Чтобы пропаганда была эффективной, она должна отвечать бессознательным устремлениям населения.

Мне кажется, что для анализа трансформации массового сознания может быть полезен Ницше и его размышления о ресентименте. Ницше считал ресентимент чувством, характерным для морали рабов, которые в силу своего положения ничего не могут изменить в мире. Это восстание воображения против реальности, не чуждое и некоторого своеобразного творческого начала: «Восстание рабов в морали начинается с того, что ресентимент сам становится творческим и порождает ценности: ресентимент таких существ, которые не способны к действительной реакции, реакции, выразившейся бы в поступке, и которые вознаграждают себя воображаемой местью. В то время как всякая благородная мораль произрастает из торжествующего “Да”, сказанного самому себе, мораль рабов с самого начала говорит “Нет” “внешнему”, “иному”, “не-себе”: это “Нет” и оказывается ее творческим деянием. Этот поворот оценивающего взгляда — это необходимое обращение вовне вместо обращения к самому себе — как раз неотъемлем от ресентимента: мораль рабов всегда нуждается для своего возникновения прежде всего в противостоящем и внешнем мире, нуждается, говоря физиологическим языком, во внешних раздражениях, чтобы вообще действовать, — ее акция исходно является реакцией» («К генеалогии морали», 1:10).

Когда мир не поддается воздействию, рабы уничтожают его в воображении, радикально отрицают его существование. Ницше указывал на связь ресентимента с религией рабов — христианством, в отличие от язычества, мыслившим в категориях иного мира, апокалипсического преображения будущего, райской утопии и т.д. Коммунистическая утопия вполне вписывается в стратегию ресентимента, ориентированную на отрицание реальности.

Мне представляется, что отказ от реальности в нынешней России прямо связан с чувством беспомощности людей, неспособных внести хотя бы мизерное изменение в жизнь своей страны и даже своей семьи. СМИ только подбрасывали «контент» в этот взрыв «рабского» негативизма, помогавшего людям преодолеть чувство отчуждения и униженности. Особенность российской ситуации, однако, заключается в том, что все российское общество, от Путина до последнего стрелочника, в равной мере является носителем ресентимента. Для Путина его истоком является непризнание его и России равными и уважаемыми игроками на мировой арене, для стрелочника — беспомощность перед лицом полиции, чиновников, судов и бандитов. Я полагаю, что ресентиментные фантазии власти в какой-то момент вошли в странный резонанс с ресентиментными фантазиями обывателей. И мир стал трансформироваться. Авантюра на Украине стала благородной войной против воображаемых фашистов, изоляция России — ее утверждением в ранге великой державы, упадок экономики и падение доходов — ростом благосостояния и счастья. И даже люди, далекие от фантазмов ресентимента, но напуганные ураганом происходящих изменений, которые они не в силах предотвратить, систематически пытаются отрицать реальность происходящего или хотя бы закрыть на нее глаза. 

Потеря реальности и кризис институций

Странность происходящего во многом заключается в том, что российская власть в лице Путина, виноватая в отчуждении граждан от любой формы влияния на события и решения, оказывается не жертвой происходящих психологических метаморфоз, но их бенефициарием. Отчуждение от воздействия на реальность разворачивается в России на двух уровнях, но в обоих случаях связано с глубоким кризисом институций. Для рядового обывателя институционный кризис выражается в тотальной перверсии функций правоохранительных органов и органов власти, разрушении здравоохранения и образования. Но кризис институций очевиден и на другом уровне, который связан с отмиранием и обессмысливанием национального суверенитета. И этот кризис характерен не только для России, но и для всего мира.

Связан он с процессом глобализации экономики. Английский социолог Зигмунд Бауман любит говорить о «пространстве потоков», которое располагается над национальными территориями и суверенитетами. В этом пространстве движутся капиталы, товары, идеи, услуги и т.д. Значительная часть нового российского благосостояния обязана своим существованием участию в пространстве потоков. Это глобальное пространство, однако, не только приносит богатство, но и порождает множество проблем — экологических, миграционных, финансовых и проч. Но, как замечает тот же Бауман, решать эти глобальные проблемы должны политики, чья власть простирается лишь на ограниченные территории и население. Отсюда системный кризис институций, связанных с национальным суверенитетом. Локальные институции во всех странах демонстрируют свою глубокую беспомощность.

Российские власти с их преувеличенным культом устаревшей сегодня суверенности, с одной стороны, хотят извлекать пользу из глобального пространства потоков, а с другой стороны, все еще пытаются решать глобальные проблемы с помощью локальных институций. Это особенно очевидно в наивных попытках противопоставить мировым экономическим санкциям неэффективные контрмеры, основанные на самоизоляции.

Разочарование в институциях, ощущение их бессмысленности как на уровне обывателя, так и на уровне президента ведут к отказу от следования институционным нормам и процедурам на всех уровнях. В итоге ресентимент становится, если использовать выражение французского политического философа Этьена Балибара, «антиполитикой». Классическим проявлением антиполитики можно считать войну (хотя Клаузевиц когда-то и называл войну «продолжением политики»), отвращение к любым формам гражданской активности и закону. Все это в России в равной мере поражает и массы, и руководство страны. Балибар считал, что антиполитика чревата национализмом и популизмом, которые легко вырождаются в диктатуру и ведут к культу харизматического лидера, чья харизма, в сущности, и питается нарушением закона, конституции, международных норм. Возникает парадоксальная иллюзия, что национализм может решить сверхнациональные проблемы, что харизматический лидер может решать проблемы, в которых увязали неэффективные бюрократические демократии. Итальянский социолог культуры Карло Бордони справедливо замечает, что национализм и популизм сегодня совершенно опереточны (как российские казаки) и не несут никаких эффективных решений. Это все та же вытекающая из ресентимента форма отрицания реальности. Но самым опасным продуктом антиполитики Бордони считает «государственность без государства». Деградировавшая византийская бюрократия правит, но государство как институция уже практически не существует.

Я разделяю взгляды Балибара, но считаю, что антиполитика — не просто результат кризиса государственности, но и продукт ницшевского ресентимента, укорененного в неспособности позитивно действовать. Мы всюду имеем, как считал Ницше, лишь чистую негативность, реакцию на сопротивление внешнего мира. Недавнее признание Путина моральным авторитетом является результатом антиполитики. «Нравственность», как это часто бывает, оказывается странным продуктом антиинституциональности. Решения лидера в таком контексте вытекают не из законов и установлений, а из его личного «нравственного» чутья, в котором проявляется его абсолютная суверенность. Он принимает решения не на основании подписанных Россией соглашений (например, о ненарушимости границ Украины), а на основании чувства справедливости — спасти воображаемых русских от украинских притеснений, исправить несправедливость, совершенную Хрущевым в 1954 году. «Моральная» политика в таком контексте игнорирует все институционные нормы.
Принцип лжи

Отказ от «принципа реальности», если вспомнить этот термин Фрейда, ведет к утверждению лжи как принципа политики. Когда политика государства начинает строиться на тотальной лжи или отрицании очевидных фактов, мы сталкиваемся с совершенно особым типом политики, которым успешно занимались Гитлер и Сталин. В 1975 году в Германии был организован круглый стол на тему «Легитимность лжи в политике». Это событие интересно тем, что в нем приняла участие Ханна Арендт. В своем выступлении Арендт заметила, что ложь никогда не входила в разряд смертных грехов и стала занимать определенное место в европейском сознании только начиная с XVI—ХVII веков, то есть с момента возникновения современной науки с ее претензией на абсолютное знание объективной истины. Политика же, по общему мнению участников круглого стола, никогда не обходилась без лжи, которую участники дискуссии называли «окказиональной».

Ситуация, однако, меняется с изобретением рекламы, тотальной пропаганды и современных медиа. Отныне становятся возможными проекты конструирования мира в соответствии с воображением политиков. Происходит полное стирание различий между ложью и реальностью. И именно такое неразличение, сегодня столь очевидное в российском обществе, Арендт считала наиболее опасным. В массовом сознании происходит странный сдвиг, в результате которого возникает то, что Арендт называла «дефактуализацией» (defactualization). Сами факты утрачивают абсолютную реальность. Даже смерть людей начинает казаться чем-то мнимым. То ли они были, то ли не были, то ли умерли, то ли исчезли в воздухе без следа; все начинает представляться только версией реальности, мнимостью. Такая метаморфоза сознания всегда ведет к снижению гражданской активности, к нарастанию инертности и безразличия.

Незадолго до круглого стола Арендт опубликовала эссе «Ложь в политике. Размышления о бумагах Пентагона». Это эссе — наиболее полный вариант ее размышлений о лжи в политике. Речь в нем шла о сборнике обнародованных в 1971 году секретных документов, касающихся войны во Вьетнаме. Из этих документов следовало, что война во Вьетнаме не преследовала никаких материальных выгод для Америки — ни приобретения новых территорий, ни экономических преимуществ — абсолютно ничего. Более того, эта война отчасти подорвала могущество Соединенных Штатов. По мнению Арендт, речь на поле битвы шла исключительно об имиджах, об утверждении «образа величайшей силы на Земле», непобедимого защитника свобод и демократии. Полное несогласование войны с реальностью привело, как известно, к поражению сверхдержавы от армии отсталой аграрной страны. При этом, замечает Арендт, стремление к раздуванию «лживого образа» даже не было попыткой добиться с помощью блефа особого международного значения. В отличие от нынешней России, заинтересованной в таком блефе, никто ведь и не оспаривал американского могущества. За вьетнамским блефом не просматривался никакой реальный национальный интерес.

Эта тотальная ложь порождала веру в собственные фантазмы. Возникающая всеобщая иллюзия делала утратившую связь с реальностью бюрократию еще менее способной решать подлинные проблемы. В украинской эпопее, при всем отличии от вьетнамской, много сходного. Бюрократия последовательно подрывает экономическое и политическое благополучие страны ради создания некоего блефа. Дефактуализация в России вошла в стадию саморазрушения государства и общества. И все эти жертвы приносятся только ради «сохранения лица» и создания образа «несокрушимой силы».

Но именно в этом параноидальном желании любым способом демонстрировать силу и проявляется укорененность российской политики, или антиполитики, в ресентименте, в слабости и бессилии. Невероятный страх, который испытывает власть перед честными выборами или любой политической и гражданской активностью в стране, показывает степень ее беспомощности и неуверенности в завтрашнем дне. Ресентимент — аффект испуганного, беспомощного, не имеющего влияния на действительность — всегда выливается в фантазмы силы и несокрушимости (нам все санкции и весь мир нипочем), а угодливые СМИ делают все, чтобы загипнотизировать этими фантазмами тех, кто их жаждет и производит.





В упомянутой статье Д. Коцюбинский, в частности, доказывает, что «внутриутробные» истоки российского ресентимента следует искать ещё в домосковских временах. А именно, в эпохе ордынского господства над Северо-Восточной Русью. Именно тот факт, что Владимирская (а позднее – Московская) Русь сумела «подстроиться» под Орду, на протяжении двух с лишним столетий соглашаясь с ролью «коллективного холопа» (это подчеркивалось тем, что Великий Владимирский князь называл себя холопом ордынского Царя и получал соответствующий ярлык, а разговаривая с любым ханским чиновником, должен был униженно «стоять у стремени»), заложил фундамент российской «цивилизации ресентимента». Со всеми ее не только изъянами, но и преимуществами. Дело в том, что – и об этом также писал Ницше, – «рабская мораль» не просто способна креативить, но и крайне эффективно помогать выживать. И отдельно взятому «человеку ресентимента», и «сообществу ресентимента», именуемому народом, нацией или цивилизацией.

Но, как известно, характер, выработанный на протяжении долгих лет (а тем более веков) развития, практически невозможно «переделать». Именно поэтому Д. Коцюбинский приходит к выводу о «невозможности преодоления русской цивилизацией её самодержавно-холопских институциональных основ и успешного осуществления комплексной модернизации по либерально-демократическому сценарию».



«Ресентимент объединяет лидера 140-миллионной ядерной державы с бесправным и униженным “маленьким человеком’’, живущим в ней. С тем самым, который, по словам социолога Льва Гудкова, “символически восполняет повседневное чувство постоянного унижения” декларациями о принадлежности к великой державе».

Но увы. А. Ефимов, к сожалению, так и не предпринимает попытки аналитически выйти за рамки «путинской эпохи» и окинуть взором российскую историю в целом, чтобы понять: мораль ресентимента не просто сопровождает Россию со времен ее «внутриутробного» (подордынского) развития, но по факту создала Москву как вполне самобытный и идущий неизменно своим особым путем державно-цивилизационный проект.

Формирование российской цивилизации ресентимента началось сразу после того, как Владимирская Русь пережила травму холопской присяги православного сообщества – поганым (т.е. языческим) правителям, чуть позже ставшим мусульманами (но от этого не легче!) – ордынским ханам.

Великим князем, решившимся совершить этот роковой исторический выбор, был, как известно, Александр Невский, предавший собственного брата Андрея (планировавшего вместе с Великим князем Даниилом Галицким восстание против татар уже после страшного и разрушительного похода Батыя) и наведший на Русь карательную «Неврюеву рать». Известно также, что в этом морально непростом выборе Александра активно поддержал митрополит Кирилл, опасавшийся, что в случае конфликта с Ордой Великий князь Владимирский обратится за поддержкой к Папе Римскому и предаст православие.

Однако, политическая цена сохранения православия от угрозы унии с Римом была предельно высока, даже по тогдашним меркам: добровольное политическое холопство, притом у иноверцев.

И – как реакция на это нестерпимо унизительное положение – появляется первый известный нам продукт «ресентиментной» психологической защиты Владимирской Руси: «Житие Александра Невского», составленное, как полагают историки, в 1260—1280-х годах либо лично митрополитом Кириллом, либо под его редакторским присмотром



Тогда же и произошло структирование русского ресентимента на двух уровнях: «физическом» (публицистически табуированном) и «моральном» («гласном»).

Физического господина, то есть реального хозяина и угнетателя (в данном случае – самодержавного татарского правителя) не только победить, но даже публично поставить под сомнение – смерти подобно. И потому Батый предстает в Житии как нейтрально-величественный «царь Восточной страны», который, с одной стороны имеет право вызвать к себе Александра Ярославича (по сути – как своего холопа), однако с другой стороны – общается с последним, хотя и снисходительно, но в то же время демонстративно одобряюще.

А вот «моральным господином», т.е. объектом ревнивой зависти-ненависти – оказывается не покорившийся татарам католический (т.е. тоже христианский, хотя и еретический, что ещё обиднее!..) Запад. На него и обрушивается весь идейно-публицистический негатив «Жития».

Именно Западу – в лице сперва шведов (пришельцев из «латинской страны»), а затем немцев (именующих себя «божьими рыцарями») герой «Жития» Александр Ярославич дает с Божьей помощью отпор, одерживая славные победы на Неве и на Чудском озере. Даже по меркам XIII столетия эти битвы (особенно Невская) были очень незначительными, но в нарративе «Жития» именно они становятся главными подвигами святого благоверного князя, за которым в XV веке в итоге закрепится почётное прозвище «Невский».

Таким же подвигом веры под пером автора «Жития» становится тот факт, что Александр смиренно претерпевает гнев Батыя, обрушившийся на брата Александра – Андрея.

Александр Невский так и не пошел по пути Даниила Галицкого, не вступил в опасные переговоры с Папой (на самом деле вступил, но «вовремя» прервал их и решил сориентироваться на татар, чтобы «перехватить» ярлык на великое княжение у брата Андрея), не предал православие. Этих рассуждений в тексте «Жития», конечно, нет, но они ясно подразумеваются. И были «более чем понятны» современникам и их ближайшим потомкам.

Особое место в структуре «Жития» занимает «отповедь» Александра папским легатам с несколько странными именами Агалдад и Ремонт, которым великий князь сообщает о превосходстве православия над католицизмом и о своем отказе от предложения Папы перейти под его церковную власть.

Так был положено начало развитию «двухуровневой» морали российского ресентимента, в структуре которого всегда был «свой» самодержавный физический господин (оппонирование которому всегда была жестко табурировано) – и «чужой» моральный господин, на который неизменно выплескивались все негативные переживания социума, раздавленного самодержавной властью. Как правило, в этой роли выступал Запад, начиная с XVII в. оказавшийся единственным объектом ресентиментных рефлексий русского общества. (Подробнее об этом можно узнать из курса видеолекций Даниила Коцюбинского — «Фатальные циклы русской истории»).

К слову, Запад оказался в фокусе реентиментного внимания владимиро-суздальских церковных книжников второй половины XIII столетия не случайно.

Православие реально чувствовало в ту пору угрозу со стороны «политически более успешного» католичества. Во-первых, католическая Европа совсем недавно, в начале XIII в., разграбила и захватила центр православного мира — Константинополь. Во-вторых, с Восточной угрозой Запад справлялся куда успешнее Руси: католические силы сперва успешно атаковали, а затем на равных соперничали с мусульманами на Ближнем Востоке. Да и монголам, перед тем покорившим Русь, сумели оказать активное сопротивление – хотя и не всегда успешное, но такое, после которого монголы решили устремиться на юг, оставив западное направление в покое. Одним словом, было из-за чего митрополиту Кириллу и тем, кому было адресовано «Житие Александра», и ненавидеть Запад, и завидовать ему…

Позднее связи подордынной Руси с Европой ослабли, ослаб и европейский вектор ресентимента. Но как только Москва добилась при Иване III независимости, и особенно после «европейского прорыва» Петра I, когда европейская культура буквально «хлынула» в Россию, ресентиментное начало российской цивилизации стало воздействовать на её дальнейшее развитие всё активнее и активнее.

И всё более явно прорисовывался главный предмет ресентиментного вожделения: признание своей первосортности, но со стороны именно «морального господина» и по его, господским, «правилам признания» (можно вспомнить упомянутую выше «обиду» «Путина и его соратников», а равно «широких групп общества» на то, что Запад не признал Россию «своей»). Именно поэтому сперва московские великие князья, а затем цари будут отчаянно стремиться к тому, чтобы статусно уравняться с европейскими императорами, затем, в XVIII столетии, возжелают стать равноправными участниками «европейского концерта», в XIX веке начнут пытаться играть в европейском оркестре «первую скрипку» и, наконец, в XX-XXI веках трижды попытаются – в эпоху большевистской революции, в период Перестройки и в настоящий момент – навязать мировому сообществу (понимай – тому же Западу) свою «партитуру», то есть Повестку.

Таким образом, «мотором» всей российской истории является ресентимент в отношении Запада, а финальной (и постоянно ускользающей) точкой этого маршрута является «реванш-признание».

Окаменевшая и отшлифованная веками российской истории жажда реванша-признания «рулит» и сегодняшними решениями Кремля, и огромным большинством того самого народа, которого интеллектуально недалёкие публицисты и комментаторы в Сети презрительно именуют «ватным», игнорируя тот факт, что никакой другой России, кроме самодержавно-ресентиментной, история не создала, а все попытки «улучшить» её посредством западнических реформ, неизбежно кончались державным коллапсом и последующей реставрацией «железом и кровью».

И вот, приняв во внимание всё, сказанное выше, я задаюсь риторическим по сути вопросом: неужели в самом деле сегодня стоит продолжать пытаться силой заставить Россию (обладающую крупнейшим в мире ядерным арсеналом) «перестать быть собой» и признать своё унижение перед «моральным господином» (что для человека ресентимента – хуже смерти, вспомним знаменитое: «Мы как мученики попадём в рай, а они просто сдохнут»), сжигая в этой межцивилизационной битве сотни и тысячи жизней, стирая с лица земли города и поселки – или всё же стоит учесть особенности русской «цивилизации ресентимента» и взаимодействовать с ней так, чтобы у неё оставался шанс хотя бы на толику, пусть даже самообманного и ресентиментно искаженного, но самоуважения? И, может, не так уж неправ был британский премьер (1997-2007) Тони Блэр, который, как пишет та же «Медуза»*, предлагал в начале 2000-х дать президенту России Владимиру Путину «место за главным столом» в мировой политике, постараться сделать так, чтобы он принял подходы стран Запада, а Россия включилась в «западную экономическую модель»? Может, если бы вместо расширения НАТО и продвижения ПРО на Восток Западом был бы выбран другой курс, и не было бы тогда ни «Мюнхенской речи», ни санкционной войны, ни нынешней СВО?

Но здесь мы подходим к еще одному вопросу – о том, что Запад также, начиная с XVIII столетия, привык существовать в режиме постоянного мобилизующего противостояния «русскому медведю». И в этом смысле западная политика также несвободна от своих «цивилизационно-супремасистских» скелетов в шкафу, как российская – от своих цивилизационно-ресентиментных…

И всё же закончу, как это ни трудно, на оптимистической ноте. Для того, чтобы мир не скатился в термоядерную фазу «битвы слона с китом», нужно, как мне представляется, не пытаться всеми силами «победить агрессора» (при том, что у каждой из сторон своя версия того, кто – агрессор, а кто – жертва), а просто остановить вооружённые действия там, где они уже по факту «зависли», и оставить каждую из сторон наедине с её скелетами в шкафу. Думаю, тогда, может, и есть надежда на то, что в этом случае люди быстрее сумеют обновить свой взрывоопасный гардероб, вытряхнув из шкафов все скелеты, возможно, вместе со шкафами…

Григорий Конников, аспирант СПб Института истории РАН

https://gorod-812.ru/modnoe-ponyatie-resentiment-dlya-rossii-chto-meduza-ne-smogla-ponyat/













Глобальный обзор видов ресентимента.




Ресентимент это установка на отказ от положительной активности в пользу негативной активности: подозрений, ревности, обвинений, мести, контроля, принуждения, агрессии в отношении других. Ресентимент это установка «если бы не кто-то или что-то, то я бы...» в контексте переживания унижения или возвышения, которые время от времени меняются местами. Ресентимент суть отказ от собственной ответственности за судьбу. Ресентимент перенаправляет индивидуальную, групповую и общественную энергию из созидания сложного на воспроизведение простого и упрощенного и разрушения сложного.

Ресентимент возникает в индивидуальной психике и в массовом сознании как упрощенное переживание разрыва между простым и сложным, что не может быть напрямую преодолено и поэтому требует опосредованного компенсаторного замещения. Ресентимент — это не разрыв, не замещение, а само упрощенное переживание разрыва, который может быть как преемственным, так и созданным собственной деградацией. Ресентимент возникает из-за сознательного отказа от самопреобразования-усложнения, из-за сознательного продолжения деградации, из-за сознательного желания упростить сложную среду или персонифицированных носителей сложности до уровня своего упрощения.


Впервые термин «Ресентимент» (Ressentiment) употребляет Серен Кьеркегор в работе «Два века: литературное обозрение» (1846).

Его употребляет Фридрих Ницше в работе «О генеалогии морали» (1887), описывая как соотношение морали владельца и раба. Рессентимент, по Ницше, деятельно проявляет себя в «восстании рабов»: «Восстание рабов в морали начинается с того, что ressentiment сам становится творческим и порождает ценности…»

Затем его подробно описывает Макс Шелер в книге «Ресентимент в структуре нравов» (1913).

Макс Вебер в работах по социологии религии (1920-1921) связывает Ресентимент с иудаизмом, нравственной религией спасения «людей-изгоев», где он выступает как теодицея страдания (несчастья). Из русских переводов трудно догадаться, что «теодицея несчастья», хотя точнее было бы переводить «теодицея страдания», это фактически Ресентимент, по поводу которого была дискуссия между Вебером и Шелером.


Уже тогда на Западе сложилась определенная традиция употреблять это слово на французском «Ressentiment», как оно было употреблено Кьеркегором, чтобы сохранить широкий контекст дискурсивного значения и применения. Поэтому любые его переводы как «оскорбление», «злопамятность», «ожесточение», «неприемлемость», «страдание», «несчастье» некорректны.

Жиль Делез в книге «Ницше и философия» (1962) посвящает Ресентименту (переведен на русский как «злопамятность») главу четвертую «От злопамятности к нечистой совести», где осуществляет психоаналитическую и культурологическую интерпретацию идей Ницше. И снова в таком переводе трудно догадаться, что речь идет о Ресентименте.

Фрэнсис Фукуяма в своей книге «Идентичность: запрос на достоинство и политика ресентимента» (2018) дает очень ограниченный и внутренне цензурированный обзор углубления Ресентимента в современном мире. И опять же сравните переводы: на русском — «Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия», на украинском – «Ідентичність. Потреба в гідності й політика скривдженості».

То есть в российских и украинских источниках переводы названий и текстов книг о Ресентименте осуществлены таким образом, чтобы скрыть и замолчать проблему Ресентимента из-за нежелания его понимать и публично обсуждать или речь идет о вопиющем невежестве. Выхолащивать смыслы идей — это тоже способ цензуры. При нацистской диктатуре книги Макса Шелера просто запрещали или сжигали, и это было в каком-то смысле честнее.


Также Ресентимент исследовали: Рене Жерар, Марк Анжено, Стефано Томеллери, Мишень Онфре, Синтия Флери.

Понимание Ресентимента имело определенный путь в истории идей. Серен Кьеркегор сформулировал его, чтобы показать современность как «нынешний век, высасывающий смысл из этических понятий бесстрастной ленью. Понятия все еще используются, но лишены всякого смысла из-за своей оторванности от взгляда на жизнь, рожденного страстью и порождающего последовательность действий».

Фридрих Ницше показал его как нравственное отношение этики рабовладельца и этики раба. Макс Шелер показал его как психо-социальное явление, изменяющее все социальные отношения, а также индивидуальное осознание себя в группе и обществе в целом. Вебер показал роль Ресентимента в религиозной этике. Делез попытался произвести психоаналитическую и культурологическую интерпретацию Ресентимента. Фукуяма вынужден был уже анализировать Ресентимент как идентичность и политику.

Итак, мы столкнулись с постоянным разрастанием масштаба Ресентимента в истории человечества. Следовательно, мы должны вернуться к пониманию Кьеркегора и Шелера, но уже на новом уровне рефлексии.



Ресентимент исторический, коллективной памяти, примордиальный и зеркальный



Ресентимент является результатом не только индивидуальных травм, но и групповых, социальных, исторических, геополитических травм. Носителем Ресентимента может быть не только индивид, но и группа, страна, государство и его политика, группа стран и их политика, цивилизация.

Психическое заражение у Шелера — это феномен некритического «следования за толпой» или менталитет толпы, подобно леммингам, прыгающим со скалы. Положительные примеры — добродушные толпы в пабе или на спортивных мероприятиях; отрицательный пример — насильственные беспорядки. В таком виде Ресентимент становится уже социальной проблемой, потому что начинает транслироваться на других посредством «психического заражения».

Использование таких методов негативного психического заражения можно рассматривать как движущую силу таких исторических личностей или движений, как Нерон (сожжение Рима), Французская революция (Ресентимент в исходной концепции), Гитлер (геноцид евреев, арийская господствующая раса и проект «Лебенсборн»), «красные кхмеры» 1975-1979 годов (социальная инженерия геноцида), Руанда 1994 года (геноцид племен), международный фундаменталистский исламский терроризм, национализмы Восточной Европы, «Русский мир» в России, система социального рейтинга в Китае, левая повестка дня (Black Lives Matter, радикальный феминизм, «культура отмены», «проверь свои привилегии»).


Имеющийся в обществе и соответственно у историков Ресентимент, как правило, обуславливает ресентиментальные исторические нарративы. Ресентимент также заражает коллективную память установками на подозрение, зависть, ненависть, месть, то есть превращает ее в коллективную злопамятность.

В то же время, историки постоянно сталкиваются с трансляцией Ресентимента между поколениями, народами, империями, и это влияет на их нарративы, несмотря на правила академической добропорядочности. Рим сам по себе не был ресентиментальным, но породил Ресентимент варваров. Мы можем подозревать, что татаро-монголы были ресентиментальны и в своем завоевании транслировали и таким образом глубоко укореняли Ресентимент в большинство покоренных народов.

Ресентиментальная политика памяти обычно имеет одномерную структуру памяти, где есть вина обидчика и нет структур памяти вины жертвы. В ресентиментальной памяти виноват только обидчик, а жертва невинна, как агнец.

Парадоксально и скандально то обстоятельство, что Ресентимент преодолевается не тогда, когда обиды, унижения, холокосты и геноциды забываются, а когда они осмысливаются как связка Ресентимента обидчика и Ресентимента жертвы и при этом рефлексивно меняется содержание памяти: c ресентиментального комплекса жертв на осознание эпохальных ограничений ресентиментального мышления, ресентиментального эмоционального интеллекта, ресентиментальной воли и ресентиментальной веры.


Скандальность иудейского Ресентимента заключается не в отрицании признания Холокоста, который, безусловно, был и в котором безусловно виноват национал-социалистический режим Гитлера, а в формулировке его глубинных причин, которые находят в библейских нарративах.

Ницше и Вебер рассматривали Ресентимент на примере иудаизма и библейской истории древних иудеев. Это примордиальный ресентимент, который понимается так, что в начале любой цепочки Ресентимента стоит или иудейский Ресентимент, или Ресентимент татаро-могольской орды, или еще какие-то Ресентименты из прошлого. Это плохое мышление не потому, что ненаучное, а потому что упрощает представление о Ресентименте, снимает ответственность с последующих ресентименталов и делает Ресентимент неизбежным. Тем не менее, хоть и примордиальные цепочки Ресентимента концептуально слабы, представление о зеркальном Ресентименте вполне может быть использовано.

Геополитика Ресентимента очень часто носит зеркальный характер: национал-социалистический Ресентимент противостоит классовому Ресентименту (Германия — СССР времен войны), один националистический Ресентимент противостоит другому (современные Украина и Польша), империалистический Ресентимент противостоит националистическому ресентименту (современные Россия и Украина), талассократический имперский Ресентимент противостоит телурократическому имперскому Ресентименту (отношения Великобритании и России).

Зеркальный Ресентимент суть возникающий компенсаторно как отражение в индивидуальном или коллективном сознании последствий взаимодействия с чужим Ресентиментом. То есть чужой Ресентимент во взаимодействии с ним компенсируется собственным Ресентиментом. Так в коллективной памяти обеих сторон создается стойкая пара взаимного Ресентимента, существование которого гарантируется взаимосвязанными структурами коллективной памяти. Зеркало Ресентимента может быть кривым. Зеркальный Ресентимент — это фундаментальная трагическая неоригинальность.


История тоже бывает зеркальной. Можно предположить, что русский Ресентимент происходит от ордынского рабства России и удерживается противостоянием с западной цивилизацией, порождая при этом украинский зеркальный Ресентимент.

Зеркальный Ресентимент гораздо глубже, чем незеркальный, то есть какой-нибудь оригинальный Ресентимент. К примеру, Россия уже несколько сотен лет лелеет свой русскоязычный Ресентимент. В зеркальном отражении также и Украина столько же лелеет свой украиноязычный Ресентимент. Россия на языковом Ресентименте построила свой «Русский мир». В то же время Украина на языковом Ресентименте построила свой национал-патриотический проект.

Украина оказывается вообще в издевательском выборе: убегая от российского рабства через зеркальный Ресентимент, она отдается на растерзание западному рабству, программируя новый виток Ресентимента. Если из Украины убрать зеркальные (прямые и искривленные), в основном ресентиментальные, отражения России, Польши, Венгрии, Германии, Франции и Запада в целом, что останется? Может ли Украина «выйти из зеркала»?


Тотальность Ресентимента




Рессентимент не рефлексируется. Ресентимент блокирует мышление. Ресентимент это своеобразная «черная дыра», которая не просто поглощает человека или группу, но и не позволяет вырваться из нее, ибо попытка кого-нибудь, например бывших друзей или просто доброжелателей, вызволить ресентиментала из его Ресентимента воспринимается как проявление враждебности и ведет к еще большей злости.

В одной из авторских работ Ресентимент был обобщен до мыслительных установок и даже ориентаций:

«Ресентимент – это, прежде всего, структура редукционных мыслительных установок: отказ от предельных притязаний и общего масштаба; отказ от перспективы, развития и ориентации на будущее во имя, выживания и ориентации на прошлое; продвижение простых ответов на сложные вопросы; отказ от разнообразия во имя однообразия; доминирование одной модели мироустройства, одной доктрины, одной идеологии; преимущество актуальности над важностью; преимущество частного интереса и выгоды над общим благом; переход к игре с нулевой суммой; отказ или запрет на творчество; переход от создания к перераспределению; появление и распространение фетишей, акцентуаций и гиперкомпенсаций; отложенное, делегированное и заимствованное мышление вместо немедленного, непосредственного и оригинального; отказ от сложных форм мышления во имя простейших; утрата и отказ от ненормативного мышления во имя нормативного; запрет ненормативного мышления.

Кроме того, ресентимент — это также патическая редукция в безразличие, уныние, сомнение, вялость, разочарование, уныние по отношению к сложному и в демонстративный оптимизм и безосновательную эйфорию по отношению к простому и только потом — в оскорбление, подозрение, зависть, месть и т.д. . Ресентимент рождает ресентиментальную идентичность и ресентиментальный язык. Мыслительно-патический ресентимент является основанием морального ресентимента, а не наоборот. Преодоление мыслительно-патического и нравственного ресентимента является сложным социальным действием рефлексивно-эмоционального переустройства общества, занимающего целый исторический период…»


Западные гуманитарии, сделав важным эмоциональный интеллект, мало внимания уделили искривленным, извращенным, ядовитым формам эмоционального интеллекта, имеющего группистский характер. Ресентимент как распределенный эмоциональный интеллект своей группы таких же ресентименталов закрывает доступ к состояниям эмоционального интеллекта других или всего общества: радость, надежда, доверие, восхищение. Когда другим больно, им хорошо и наоборот.

Как считал Шелер, наполненный Ресентиментом человек проявляет такую ​​выраженную психическую дистанцию ​​со своими жертвами, что никогда полностью не достигает желаемого устойчивого удовлетворения, полученного посредством его собственных неэтичных действий. «Возмездие» такого рода уже не приносит никакой пользы, а «выражение» такого рода лишено всякой возможности положительных результатов. «В настоящем Ресентименте нет эмоционального удовлетворения, а только пожизненный гнев и тоска в чувствах, сравнивающих с другими», — пишет Шелер.

Ресентимент волевой это болезнь воли, когда вместо воли зависть, месть и порабощение других. Воля к контролю и принуждению — это чистый Ресентимент.

Ресентимент веры — это когда вместо веры фанатизм, ненависть к неверным и обскурантизм. Это так называемая вера суженного горизонта, когда отказываются достигать трансцендентного, сосредотачиваясь на имманентном.


Ресентимент не достигает сложной истины. Ресентимент разлагает всякую истину на более простые истины и противопоставляет эти простые истины.

В то же время Ресентимент бывает очень творческим, потому что свобода творчества может означать любые устремления, не обязательно положительные.

Самое главное зло Ресентимента — не в разрушении каких-либо отдельных смыслов, а в разрушении смыслообразования как такового. Смыслы или тем более сложные смыслы создаются в раскрепощенных и независимых мышлении-патии-воле-вере, а не в их ресентиментальных проявлениях.

Особенно скандально нежелание западных гуманитариев рефлексировать и осмысливать современный собственный Ресентимент в таких движениях и явлениях, которые они считают прогрессивными и перспективными. Речь идет о Black Lives Matter, радикальном феминизме, «культуре отмены» и кампании конъюнктурно-ресентиментального насилия, которые можно описать на примере дела Вайнштейна и движения «me too».


Когда Ресентимент есть сам по себе, можно надеяться, что остальные идентичные представления могут претендовать на многомерное достоинство или многомерную справедливость. Но когда Ресентименты накладывается друга на друга, то это ведет к умножению их и взаимоподдержке. Так возникает Ресентиментальный комплекс.

В предыдущую эпоху отдельные Ресентименты в революциях и войнах доказывали свою ограниченность. Но теперь мы живем в эпоху множественного тотального Ресентимента, который закрывает доступ к сложным формам истины, добра и красоты и загоняет в упрощение, то есть в фашизм.

Фашизм — это контроль и принуждение для единства общества в простоте. Только сложность требует договора и общественного контроля над принуждением. Как мы при этом сформулируем простое единство — класс, нация, гендер, возраст, раса, гражданство, человечность, актуальная реальность — неважно. Либеральная демократия никак не обезопасена от фашизма. Ресентимент, которому вовремя не дали отпор, всегда рождает фашизм, как бы он ни назывался, как бы ни скрывался и как бы притворно не отрекался от своей сути. Цифровой Ресентимент, в который мир погружается глобально, это практически цифровой фашизм.


Идентичность Ресентимента




Именно благодаря отторжению понимания и многолетнему умолчанию этой темы политиками, социальными психологами и интеллектуалами вообще Ресентимент проник не просто на уровень мышления, воли, веры, патии и глобального психического состояния человечества, но и на уровень идентичности, политики, исторических нарративов, геополитических представлений, межцивилизационных отношений и даже в гуманитарные концепции.

Ресентимент сегодня не просто заразен в некоторых отдельных современных средах: он отражается на другие среды, распространяется на другие коллективы и сообщества, перенимается от предков к потомкам, а также подхватывается через идейные доктрины как мыслевирусы и ментальные закладки.

Психическое заражение Ресентиментом, о котором говорит Шелер, происходит на идентичностном уровне через индоктринацию. Ресентиментальная индоктринация суть искажение массового сознания под ресентиментальную доктрину. Более того, также возможно ресентиментально-доктринальное замещение. То есть все ресентиментальные теории и концепции хорошо замещают, а иногда даже поддерживают друг друга: теории классового Ресентимента (марксизм, в меньшей степени неомарксизм), теории националистического Ресентимента, теории гендерного Ресентимента (в том числе радикальный феминизм и ЛГБТ-ресентимент), теории расового Реентимента (белый и черный расизмы), теории эйджистского Ресентимента (ювенальная юстиция), теории компенсаторной справедливости, теория привилегий и т.д.

Когда Ресентимент добирается до уровня идентичностей, то ресентиментальные отношения устанавливаются между ресентиментальными идентичностями, то есть они борются друг с другом и вытесняют друг друга. Ресентиментальная идентичность всегда оправдывает себя тем, что это не за себя подозрение, зависть, злопамятность, месть, ненависть и агрессия, это же за оскорбление всего сообщества. Групповой Ресентимент он всегда с блеском в глазах, с упорством и кажущимся якобы достоинством, потому что как бы ради добра. Именно поэтому Ресентимент групповой не эгоистичен, но он всегда является трайбалистским, он — за своих.


Ресентиментал — не мыслитель и не исследователь. Ресентиментал — не независимый эксперт. Ресентиментал — пропагандист, контролер, обвинитель, мститель и абъюзер. Ресентиментал разрушает любую договорную коммуникацию, превращая ее в манипуляцию, обвиняя в манипуляции других, разрушая ее через дискоммуникацию (срач) и раскол аудитории.

Мышление ресентиментала обычно непонятно для нересентименталов. Уникальность ресентиментального мышления в том, что его связности выстраиваются не логически связанными теориями и концепциями, а единым Ресентиментом. Некоторые ресентименталы довольно удачно мимикрируют под концептуальное мышление.

Можно говорить на любые темы с националистом, сексистом, расистом, эйджистом или феминисткой, пока речь не заходит о ресентиментальном характере их взглядов. Ресентименталы не просто отрицают свой Ресентимент. Ресентименталы не просто сознательно устанавливают мыслительно-рефлексивные лакуны, то есть темы, относительно которых рефлексии и мышления избегают, рационализируя это самыми разными способами. Ресентименталы отрицательно-агрессивно воспринимают саму постановку вопроса, отторгая разговоры о Ресентименте, подавая его как справедливость.

Цель ресентиментала — достичь справедливости для своих за счет чужих или, как это делается в западных университетах, — обратить Ресентимент против себя, признавая свои привилегии и свою вину. Обратный Ресентимент не стоит путать с зеркальным. Зеркальный Ресентимент — это когда Ресентимент чужих против своих отражается в Ресентименте своих против чужих. А обратный Ресентимент — это принятие чужого Ресентимента против себя, подкрепляя тем самым чужой Ресентимент (например, в установке «проверь свои привилегии» или в установке «пробуждения»). Еще один пример концептуализации обратного Ресентимента: теория «пределы роста» Римского клуба.


Если попадание в состояние Ресентимента произошло не так давно, его можно отследить через радикальное изменение своего круга общения и появление враждебного отношения к бывшим друзьям или знакомым. Но когда Ресентимент достаточно старый, круг общения становится устоявшимся и все рассматривается уже как обычное состояние.

Более того, старые ресетиментальные состояния получают самооценку важности. Таким образом, возникает акцентуированный Ресентимент. Лучше всего акцентуацию создают экстраординарные состояния кризиса, войны, революции и т.п. Самооценка Ресентиментала — сознательный или пробужденный, окружающие — несознательны.

Акцентуированный ресентиментал мало способен меняться: он знает все, что нужно. Достучаться до ресентиментала, назвав его ресентименталом, невозможно, то есть такие рефлексивные определения не становятся маркерами «не так» для ресентиментала.

Высокий уровень образования и ученая степень кандидата наук или доктора наук не уберегают от состояния Ресентимента. Даже знание о Ресентименте не предохраняет от попадания в это состояние. Очевидно, психо-социальные состояния Ресентимента, особенности их проявления и противодействия нужно изучать в школе. Да и студентам вместо лекций и семинаров по толерантности, взятию на себя вины или признанию своих привилегий нужно преподавать практики избегания широкомасштабного Ресентимента и давать навыки психического суверенитета. Но государственные или даже финансируемые олигархией университеты будут против этого.


Ресентимент в сегодняшнем мире становится не просто субкультурой, а глобальной культурой. Это «культура отмены», культурные установки «проверь свои привилегии» (check your privilege), пробужденчество (wokeism), новая нормальность и т.д.

Перспектива расширения глобального Ресентимента: генетический, трансгуманистический, социальных сетей, космический, климатический, цифровой, уже проявившийся роботический, и допустимо виртуалистский и пришельский.

Особенно социально опасным является воспитание ресентиментальных предубеждений молодежи. Они происходят из индоктринированного искажения нормативного мышления, которое приучается видеть только ресентиментальные факты и не видеть факты любви, дружбы, справедливости, гармонии и равновесия.

Ресентиментальная компенсация у молодежи суть вырожденная в эмоциональный интеллект патия, использующая комплекс неполноценности, превращающая его в комплекс преимущества и превосходства, то есть зависть, ревность и месть с позиции гипоидентичности переводятся на позицию гиперидентичности. Скажем установка «проверь свои привилегии» вполне уживается с превосходством над токсичными взрослыми, а толерантность уживается с «культурой отмены». Причем, все это на фоне запрета на ненормативное мышление и рефлексию.


Современная молодежь отчасти собирает на себе все возможные Ресентименты: расовый, гендерный, националистический, эйджистский, феминистский и даже ЛГБТ-ресентимент. В кризисные времена молодые люди это столь сложные сочетания Ресентимента, что Ресентимент на Ресентименте сидит и Ресентиментом погоняет.

Для любого зеркального Ресентимента или для его передачи из поколения в поколение нужны так называемые Генераторы Ресентимента, то есть люди, группы, институты пропаганды, партии, общественные группы, ресентиментальные политики памяти (политики злопамятности) и даже стратегии долгосрочного чествования героев и реагирования на унижения и оскорбления, включая холокосты и геноциды. Генераторы тотального Ресентимента — это глобальные СМИ и социальные сети под влиянием государств и олигархов.

Генераторами политического Ресентимента являются партии и общественные группы. Их организации построены на жестком трайбализме «свой-чужой», а их дискурс построен через оппозицию «мы и они».

В последнее время возникли глобальные генераторы Ресентимента, например Глобальный страх коронавирусной эпидемии, порождающий инфодемию и продуцирующий массовые Ресентименты (масочники и антимасочники, ваксеры и антиваксеры).


В ресентиментальном обществе Ресентимент хорошо монетизируется. Поэтому многие люди делают генерацию Ресентимента своей профессией, когда осуществляют продвижение и даже продажу простых смыслов и перспектив в обмен на лояльность к Ресентименту. Собственно поэтому Ресентимент в обществе невозможно искоренить, пока существуют генераторы Ресентимента.


Преодоление Ресентимента



Есть разные способы преодоления Ресентимента. У древних греков, как это описывает Агамбен («Стазис. Гражданская война как политическая парадигма», 2015), Стазис как внутренняя гражданская война в противоположность Полемосу как внешней войне означал обязательное участие всех на той или иной стороне, разрешение противоречия через новый гражданский мир и Амнесию и Амнезию (прощение и забвение). В то же время это был очень затратный по отношению к жертвам способ. Более человечным преодолением Ресентимента стало христианство.

Христианство впервые последовательно и ярко уличает иудейский Ресентимент и пытается преодолеть его рефлексивными нарративами прощения и милосердия. Иудаизм плохо воспринял антиресентиментальные наставления христианства. Ислам значительно использовал Ресентимент для своего продвижения, породив явление исламского терроризма. Лучше всего антиресентиментальные установки выражены в индуизме (ахимса), буддизме, даосизме и конфуцианстве. В то же время христианство плохо добивается преодоления Ресентимента из-за ограничений психической свободы.


Еще один более точечный способ борьбы с Ресентиментом, который массово практикуют в Европе и США, — инфраструктура психоанализа и фармакотерапия релаксантами и антидепрессантами. Такой способ позволяет избегать Ресентимента в его основании через предупреждение вытеснений, отрицаний, проекций. Однако при этом ресентиментал становится психотерапевтическим человеком.

Современный Ресентимент гораздо сложнее, чем тот, с которым сталкивались Древняя Греция, христианство или даже психоанализ. Современные консциентальные войны суть проявление Ресентимента. Умный может кого-то оглуплять или примитивизировать, пока не одуреет или не упростится сам. Сложные смыслы не борются с простыми: они поглощают их. Со сложными могут бороться только простые смыслы. Но война простых смыслов со сложными еще больше разрушает простые смыслы.

Ресентимент в принципе не преодолевается психоанализом, как это неудачно пытался делать Делез, потому что потенциальный пациент не просто не считает себя больным, а, наоборот, считает больными самих психоаналитиков. Как бы хорошо было психоанализом лечить всех коммунистов, националистов, эйджистов, расистов и феминисток. Но — нельзя.

Ресентимент это не просто психотравма, а многомерное фундаментальное упрощение, изменяющее мышление, волю, веру и патию, которое получает множество психо-социальных подкреплений и становится основой идентичности и социальных паттернов поведения, которое может простираться сколь угодно глубоко и широко — вплоть до духовности индивидов; культуры и ментальности нации и цивилизации; истории, коллективной памяти и политики.


Ресентимент манипулятивно извне можно использовать, корректировать, усиливать, ослаблять, потому что увидеть эти воздействия ресентиментал не может. Ресентименталами можно легко управлять, провоцируя маркерные темы, доводя коммуникацию до конфронтации (45% — за, 45% — против, только 10% — способны оставаться нейтральными). Для Украины, например, такой маркерной темой Ресентимента является «язык». Для западных университетов такими маркерными темами является «признание вины и своих привилегий» в отношении черных, ЛГБТ-сообществ, женщин, мусульман и т.д.

Только добро может находить в себе зло и избывать его. Зло не видит зла, зло никогда не признает себя злом. Вопреки Ханне Арендт — зло не банально: оно скрывается, лжет, скрывает мотивы, оправдывается, манипулирует, то есть выдает себя за добро, а добро выдает за зло. Но зло всегда выдает себя тем, что практикует, поддерживает или разрешает Ресентимент.

Ресентиментальные теории преодолеваются исторической практикой. XX век показал, что если из марксизма выбросить классовый Ресентимент, то, собственно, в марксизме, кроме концепции капитала, ничего стоящего не останется, потому что будет хабермасовский коммуникативизм и делиберативная демократия, даосский или буддистский коммунизм. А если из национализма выбросить весь националистический Ресентимент, что сущностное в нем останется? И вообще насколько нация — сущность? Если из феминизма выбросить весь Ресентимент, что сущностное в нем останется? Особенно если учесть, что феминизм это уже не о поле, а о гендере?

В оперативном настоящем Ресентимент почти никогда не преодолевается мышлением или теориями, потому что он отключает мышление и всякую теоретизацию. Ресентимент не преодолевается патией, потому что она превращается в вырожденный эмоциональный интеллект. Ресентимент не преодолевается волей, потому что паразитирует на ней. Ресентимент не преодолевается верой, потому что блокирует ее трансцендентный горизонт, сосредотачиваясь на имманентных ее аспектах.


Избавиться от Ресентимента можно, изживая его, то есть, когда он заводит в тупик обессмысливания и бесперспективности, а также надоедает своей навязчивостью и примитивизмом. Выход из Ресентимента опасен для жизни ресентиментала так же, как и вхождение в него или нахождение в нем.

Гуманитарное преодоление Ресентимента очевидно имеет договорную природу с равновесными принципами. Всякая акцентируемая идентичность ресентиментальна и сводится к группизму. Лишь сложное самоопределение и договоры между сложными самоопределениями могут быть нересентиментальными и негрупповыми.

Рессентименту противостоит положительный психический суверенитет. В этом смысле психический суверенитет — это не анархия и не социопатия. Психический суверенитет — это способность к независимому самопреобразованию, к свободному или даже спонтанному мышлению, к самопроявлению патии без эмоционального диктата или принуждения, к необусловленной творческой воле и вере широкого горизонта. Психический суверенитет — это когда у меня нет никакой вины, никаких привилегий, никаких обязанностей, о которых я ни с кем не договорился или добровольно не признал без ущерба собственному духовному преображению.

С точки зрения психического суверенитета, любое ограничение сознания, например классовое, национальное, расовое, гендерное, эйджистское и т.п. сознание — это извращенное сознание, несвободное сознание. Не бывает отдельного национального или отдельного классового и т.д. достоинства, ибо достоинство, как и справедливость, есть только многомерно.


Стоит ли бороться с Ресентиментом? Если это не превращается в фашизм или массовую агрессию и существует на индивидуальном уровне, то нет. Если кто-то хочет жить с блокированным мышлением, с искривленной несамостной патией, с обусловленной волей, с верой суженного горизонта, а также с мыслевирусами и ментальными закладками, то это его право. Но когда это становится общей бедой, то бороться с Ресентиментом нужно обязательно.

Борьба с Ресентиментом не должна быть еще одним Ресентиментом. Ситуацию борьбы упрощает одно очень интересное обстоятельство: ресентименталов не нужно гнать или разоблачать, они сами себя проявляют, сами заходят в тупик своей агрессии и, в конце концов, сами отрекаются от бывших друзей, особенно тех, кто имеет психический суверенитет. С ресентименталом надо вести себя, как с малыми детьми: жалеть, прощать, наказывать, наставлять, давать шанс измениться и снова жалеть, прощать...

Тем не менее, почему Ресентимент так опасен? Потому как это не просто негативная энергия, направленная на раскол и противостояние в обществе. Это самоуничтожение многих талантливых людей, которые не научены приобретать и защищать свой положительный психический суверенитет. Более того, распространяющийся сегодня по всему миру цифровой фашизм направлен на уничтожение психического суверенитета. Свободное мышление, необусловленная воля, самостоятельная патия, вера широкого горизонта – сегодня это единственные привилегии. 

Но это было всегда. Не так ли?

Источник. https://hvylya.net/analytics/246999-vse-zlo-ot-resentimenta